Через полчаса новоприбывший кыш сыто икнул, промокнул рот березовым листком, потянулся и только тогда заметил в дверях внимательно разглядывающую его троицу друзей. Он встал, снял с головы странный головной убор с козырьком и произнес:

— Хау ду ю ду? Май нэйм из Оппорбапель.

Брови Бибо подскочили вверх. Тука удивленно посмотрел на Хнуся. Хнусь жалобно и растерянно пискнул.

— Как думаешь, Тука, не та ли это бабушка, про которую болтал Люля? — с подозрением спросил Бибо.

— Этот кыш так же похож на бабушку, как я на трясогузку, — немедленно отозвался Тука.

— Может, он из Большой Тени? Может, его в темя ворона клюнула, вот он и заговаривается? — жалобно пробормотал Хнусь.

Бибо подошел к незнакомцу, встав на цыпочки, осмотрел его макушку, отрицательно покачал головой и только после этого спросил:

— Кто-кто, говоришь?

— Оп-пор-ба-пель, — с готовностью повторил кыш.

Бибо повернулся к друзьям и перевел:

— Бель-пель какой-то.

Кыши недоуменно пожали плечами. Бибо попытатся действовать в обход:

— Бабушка, вы откуда?

— Я не есть бабушка, я есть ваш брат кыш. Доброе утро! Добрый вечер! Как поживаете? — Гость расплылся в улыбке.

— Иностранец, — сокрушённо прошептал Хнусь, — а я в иностранных кышьих языках ни бум-бум…

— А ты наш язык понимаешь? — спросил иностранца Бибо. — Или по-нашему тоже ни бум-бум?

— Йес. Ни бум-бум! — радостно ответил гость.

— Ну-у-у, — удовлетворенно потер лапы Бибо, — значит, так! Думаю, никакая он не бабушка, а молодой кыш-путешественник. Шапка на нем чудная, значит, прибыл из дальних стран. На вопросы отвечает, значит, наш язык понимает. Кстати, как там тебя? — обернулся он к новоприбывшему кышу.

— Я есть Оппорбапель, фор френдз — Опп, — расцвел в улыбке тот.

— Опп? Другое же дело! — обрадовался Бибо. — Это хоть можно выговорить. Ну, Опп, зачем ты пожаловал к нам? Откуда прибыл?

— Оттуда, — сказал Опп и показал пальчиком наверх.

Тука, Хнусь и Бибо дружно подняли мордочки и внимательно оглядели потолок. В потолке самим хозяином этой весной были проделаны две дыры — для муравьев. Дело в том, что через Тукину хижинку проходила муравьиная тропа. Поэтому, чтобы не осложнять муравьям жизнь, Тука самолично проделал для трудолюбивых насекомых два отверстия: вход и выход. Тихими вечерами, глядя вверх, он любил наблюдать за маленькими тружениками. Кто не любит смотреть, как другой работает? Это занятие успокаивает и усыпляет лучше мелиссы. А если при этом еще считать муравьев, то вообще можно впасть в летнюю спячку.

— Бибо, вряд ли иностранный путешественник мог просочиться через эти крошечные дырочки, — засомневался Хнусь.

— Ноу дырочки! Ноу! Я есть упасть с дерева. Голова по земля — бац! Рядом с ваш дом.

— Этот растяпа упал с нашего Дуба, — перевел Бибо, — но как он на него попал?

— Я есть лететь на большой птица. Чайка вредничать. улетать. Я падать на дерево, потом падать вниз, — пояснил путешественник.

— Чайки здесь не летают, — усомнился Тука. — Здесь нет моря. Что твоя чайка — дура, лететь туда, где нет моря?

Опп хихикнул, погладил сам себя по голове и сказал:

— Опп умный. Чайка лететь не хотел. Я завязывать ей глаза.

— Надо же, — прошептал Тука, — этот балбес называет себя умным. А сам улетел из дома непонятно зачем и в конце концов врезался в наш Дуб. Еще хорошо, не в горах живем, а то бы до-олго с Дуба падал. Как бы то ни было, он наш гость. Ну что, кыши, окажем «бабушке» наше кышье гостеприимство?

— Йес! — хором ответили Хнусь и Бибо.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВТОРАЯ

Главное — традишн

Кышъи приметы.

Большие глаза, маленький хвост — это прелестно!

Робин у них, а у нас — малиновка.

Кричать «охо-хо!» и топать.

Кто сказал, что кыши замкнутые и хмурые существа, не признающие никаких перемен? Это не так. Кыши очень общительны. Они искренне радуются всему новому: и новым событиям, и новым знакомым.

Прибытие в Маленькую Тень улыбчивого кыша Оппа, занесенного сюда, можно сказать, на крыльях слепого случая, было встречено очень благожелательно всем кышьим сообществом. Но… с некоторым оттенком настороженности. Почему? Опп, конечно же, был ни при чем. Просто кыши очень суеверны и любое событие воспринимают как новый поворот судьбы. А когда не знаешь, что притаилось за этим самым поворотом, — страшно.

Приметы… Приметы… Для кыша вся жизнь — непрерывная череда примет. Хороших и плохих: поскользнуться на червяке — к беде, встретить ондатру у ручья — к удаче, двух — вдвойне хорошо, на тебя пукнул лесной клоп — к внеплановой бане, укус муравья — к новости, дождь — к умным мыслям, гость издалека — к перемене судьбы.

Теперь вам, конечно же, стало ясно, что могли почувствовать маленькие существа, увидев незнакомого кыша, свалившегося им прямо на голову? То-то же! Только хорошие манеры Оппа и его спокойный, доброжелательный нрав помогли всем удивительно быстро преодолеть настороженность и неловкость в начале знакомства.

Бибо водил Оппа из хижинки в хижинку и представлял друзьям путешественника. Тот всему удивлялся и всем восторгался. Как было положено гостю, он мило болтал и широко улыбался. Иностранцу очень понравились благоухающие цветущие липы — такие деревья у него на родине не росли. Также он высоко оценил вязаные жилетки Ася, долго цокал языком, разглядывая их, пока старик не преподнес ему парочку в подарок. Еще Оппу понравились лесные северные орхидеи. Он их назвал «бьютифулами», но кыши его поправили: нет, мол, это не бьютифулы, а лесные орхидеи, по-простому — любка и ятрышник. Но больше всего путешественнику понравилась Утика. Увидев ее, он сказал:

— Большие глаза, маленький хвост — прелестно. Файн!

Сяпа, услышав это, нахмурился, а остальные удивились. Местные кыши до сей поры не знали комплиментов. Они были застенчивы и никогда ничем не хвалились.

Увидев вересковые кустики, Опп умилился и прослезился. Оказалось, на его родине вереск рос целыми полями. И тамошние кыши любили пить чай с вересковым медом. Увидев маленькую птичку с розовой грудкой, Опп закричал:

— Робин! Робин!

— Нет, — сказали кыши. — Это у вас робин, а у нас — малиновка.

На закате Опп и все обитатели Маленькой Тени собрались на лесной лужайке и стали чаевничать. И хоть местным кышам было несвойственно кучковаться, в этот раз всем понравилось сидеть кружком, петь баллады про храброго Хрум-Хрума, есть душистую землянику и салат из квашеной кислицы. И никто не задирался. Может быть, оттого, что среди собравшихся не было главных спорщиков — Бяки и Слюни с Хлюпой.

Все расспрашивали Оппа о его родине.

— Какие песни поют у вас?

— Наши кыши не петь. У нас топать, — отвечал он, — ходить по кругу, класть одни лапы на плечи соседу, топать другие лапы и кричать: «О-хо-хо!» Громко.

— Сердитый какой-то танец, — улыбнулся Хнусь. — Чего ж друг на друга топать?

— Топать не на друга. Топать — прогонять все плохое. Олд традишн.

— А у нас традишн — на Поле Брани складывать ругательные стихи.

— Да? А мы, когда сердиться на плохой, ходить его мыть.

— Что же это получается? — забеспокоился Сяпа. — Кто самый хороший, тот самый грязный, что ли? А если ты чистый, то ты…

— …Бяка! — подсказал ему Люля.

— Кто есть Бяка? — спросил Опп.

— Это кыш-одиночка, — сказал Сяпа, — которому хочется быть плохим, но у него это в последнее время что-то плохо получается.

— Очень даже хорошо получается, — вставил Люля. — он…

— А ну, кыши, — перебил его Сяпа, — давайте скинемся по желудевой лепешке для Люли. Пусть он хоть немножко помолчит.

— Люля говорить неправда? — догадался Опп.

Все молчали.

— Тогда ваш Люля надо мыть, — твердо сказал Опп.