Друзья начали отпихивать друг друга от двери. Сяпа рвался вперед. Бибо его не пускал.
Неожиданно сзади раздался чей-то насмешливый голос:
— Удивительное дело! Очередь без начала. В ней все последние. А вот я всегда и во всем привык быть первым и только первым! А ну дайте дорогу!
Кыши расступились и увидели Бяку, гордо восседающего на полосатохвостом звере. Енот, чуя гадкий запах, недовольно тер передними лапами нос и беспрестанно чихал.
— А-а, Бяка! Хочешь принести себя в жертву Асевой науке? — улыбнулся Тука.
— Нет, хочу вывести его на чистую воду, — отрезал Бяка. Он слез с Енота и подошел к дому. — Ну и запах! Воняет, как у моего Енота под мышкой, — строго констатировал он.
Тут Сурок, доселе спокойно пасшийся в стороне, ни с того ни с сего подскочил к Бяке и смачно лизнул его в мордочку. Все животные очень уважали Большого Кыша. Кто бы знал, за что?
— Здравствуй, зверь, — улыбнулся в ответ Бяка и ласково потрепал Сурка за ухо.
— Сурок, отойди от Бяки, — ревниво скомандовал Сяпа.
— Вот именно, — усмехнулся Большой Кыш, — не смей, Сурок, дружить с Бякой! Бяка — плохой! С плохим кышем надо поступать по-плохому! Сурок любит Бяку? Позор Сурку! А ты, Сяпа, посади Сурка на веревку и науськивай на меня. Глядишь, через неделю он станет злее хорька. Не боишься, что потом от него и тебе перепадет?
Сяпе стало неловко.
— Бяка, ты как Бешеный Шершень, не можешь не кусаться. И все время сам всех задираешь.
Бяка молча глядел в сторону.
Тут Ась громко позвал из домика:
— Давайте второго!
Бяка отпихнул от двери Сяпу, буркнув:
— Ты пока порассуждай с блохами о том о сем, — и вошел внутрь.
Там он увидел странную картину: в доме жарко пылал очаг. В нем тлела Люлина жилетка. Ась бегал по кухне, размахивая веничками из горькой полыни, мелькая то здесь, то там. Пол был уставлен плошками с пряно благоухающим варевом. К ним отовсюду спешили маленькие прыгучие насекомые, ныряя в них с тихим чмоканьем. В стороне, в большом чане блаженно отмокал Люля.
— Здраштвуй, Бяка, — поприветствовал гостя запыхавшийся Ась, — что ты здешь делаешь, ведь у тебя отродясь не было блох?
— Енота мне не отмыть, — пожаловался Бяка, — лохматый очень. Кишит блохами, как муравьями муравейник. Трудно к ним подобраться. Ощипать его, что ли?
— А вычешивать их не пробовал?
— Пробовал. Все щепки-чесалки о его шкуру сломал.
— А Сяпиными грабельками?
— Я с Сяпой не знаюсь, — проворчал Бяка.
— А жаль, вы ш ним чем-то похожи… Оба наштырные! — хитро улыбнулся Ась.
— Мы с ним? — усмехнулся Бяка. — Да этот плакса на кыша-то едва похож. Так, нечто кышеобразное.
Ась хмыкнул и сунул в лапы Бяке грабельки.
— Енота засунь в муравейник, муравьи от блох — первое дело. И вычешивай его каждый день. Подшершток неши мне — на носки. Жа это я тебя научу сложному, но шветлому ремешлу.
— Какому? — удивился Бяка.
— Потом скажу, — отмахнулся Ась.
Бяка потоптался у двери и вышел. Его окружили кыши.
— Ну что? — срывающимся голосом спросил Хнусь. — Сварился Люля?
— Какой подозрительный! — усмехнулся Бяка. — Ты же Ася не первый день знаешь. Он не ворона — кышей не ест. — Бяка лихо оседлал Енота и ускакал на нем в лес.
— А если по уму, кыши, он прав, — сказал Сяпа. — Зря мы переполошились. Ась добрый и мудрый. Он знает, как нам помочь. И мы должны его слушаться. Так что смело становитесь в очередь. Кто следующий?
Кыши не шелохнулись.
— Вот что, — сказал Сяпа, — первым пойду я, на разведку. Потом Хлюпа, раз он спешит. Остальные в порядке очереди. Кто против?
Таких не оказалось.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ
Оно нас слышит
Перемены к лучшему.
Что скворчало в яйце?
Самый-самый, как Хрум-Хрум!
Где взять молоко?
С появлением в кривой хижинке яйца Слюня с Хлюпой неузнаваемо изменились. Как по волшебству они вылечились от всех дурных привычек. Братья-близнецы стали трудолюбивыми, аккуратными и старательными. Они не только поддерживали чистоту в доме, но делали это с удовольствием. Вставая на заре, кыши бросали жребий: кому достанется веник, а кому репьевая щетка для мытья посуды. Кастрюли на кухонной полке сияли чистотой, пол едва успевал высыхать между влажными уборками, на улице сушились свежевыстиранные жилетки и носки. И сам дом преобразился, когда Слюня с Хлюпой подсунули под его осевшую стенку большой камень. Дом выровнялся и приосанился. К его крыльцу теперь вела окаймленная незабудками песчаная дорожка. Глаза-окошки гордо глядели на мир. Ставни и двери Хлюпа покрасил темно-зеленой краской — получилось очень нарядно. Свежевыбеленный очаг был дочиста выскоблен изнутри. В нем не осталось ничуточки жирной сажи.
Видя такое рвение в благоустройстве дома, Ась попросил паука Пруха связать на окна ажурные занавески-паутинки. Конечно, старик сразу разгадал секрет близнецов. И помогал им чем мог.
Как-то вечером близнецы сидели за столом на чисто прибранной кухне, пили чай и, глядя на розовое яйцо в корзинке, вели задушевную беседу.
— Хлюпочка, — интересовался Слюня, — а как ты думаешь, ТО, что в яйце, — это уже кышонок или ОНО им станет потом? Я никогда не видел, какими рождаются кыши.
— Думаю, кышонку в яйце никак не поместиться, в нем хватит места разве что маленькой личинке.
— А! Значит, там глупая личинка, — разочарованно протянул Слюня. — А я-то думал, ОНО меня слышит и понимает: шепталки ему нашептывал, песенки пел. И мне казалось, что ОНО что-то скворчало в ответ.
— Точно. Скворчало. Я тоже слышал. И возилось, как мышь в норе. — Хлюпа помолчал и добавил: — Какая разница, какое ОНО там внутри. Раз ОНО — живое.
— А тебе не показалось, что Ась обо всем догадался, когда мы брали у него Амулет? Он такой хитрый и умный, — поежился от плохих предчувствий Слюня.
— Умный! Умный, но очень рассеянный. Не тот стал Ась.
— Тот не тот, — возразил Слюня, — а когда он на меня смотрит, у меня мурашки по животу шныряют. Вдруг догадывается?
— Мурашки? Что еще за мурашки? — забеспокоился Хлюпа. — Ведь Ась тебя продезинсекцировал!
— Мурашки не блохи. Это как пупырчатая щекотка, — рассмеялся Слюня. — Кстати, а как мы узнаем, что кышонок уже готов вылупиться? Он что, изнутри постучится? Тихонечко так, тук-тук, да?
— Тихонечко? — хохотнул Хлюпа. — Это ты про кого спрашиваешь? Про комара или лесного клопа? Да наш кышонок, когда решит вылупиться, одним взмахом хвоста разнесет всю эту яичную скорлупу вдребезги! Явится на свет, как герой Хрум-Хрум! — И Хлюпа встал в монументальную позу героя.
Тут что-то хрустнуло. Братья вздрогнули и вопросительно посмотрели друг на друга.
— Гости? — неуверенно пробормотал Хлюпа.
— Гости скребутся за дверью. А это кто-то в домике хрумчит, — испуганно ответил Слюня.
— Может, крот или мышь, — предположил Хлюпа.
— Я полагаю, что наш кышонок… Хвостом орудует… Как Хрум-Хрум… — прерывающимся от волнения голосом прошептал Слюня.
— Уже? — испугался Хлюпа.
Тут в яйце что-то щелкнуло, и скорлупа развалилась на три лепестка. В центре этого трехлистника сидел несколько ошалевший, вполне сформировавшийся белоснежный кыш, только очень маленький. На его влажном носу и ушах лежали скорлупки. Глаза кышонка были закрыты.
Хлюпа и Слюня одновременно вскочили и вытянулись в струнку. Несколько минут они удивленно смотрели на продолжателя кышьего рода. Продолжатель спал. Его влажная шкурка обсыхала на глазах и вскоре превратилась в пушистый одуванчик.