— Ах да! Все дело в том, что Утика не сможет перебраться через каменную гряду, если мы ей не поможем, — сказал Дысь.

— Как? Как? — вскричали все кыши хором.

— У меня есть План, — многозначительно поднял брови Дысь, — и хоть мы не землеройки, мы выполним его.

— Какой План? — заинтересовались кыши.

— Мы выроем подземный ход от ежевичных зарослей до Большой Тени и через него приведем сюда У тику. — Дысь многозначительно оглядел кышей. — Вы готовы сделать это?

— Да, да! — закричали все.

За общим разговором никто и не заметил, как в углу, на лавке у очага, свернувшись калачиком, прикорнул маленький Сяпа. «Ай-ай-ай, Бяка! Ай-ай-ай, Большой Кыш! — думал он. — Как же это ты? Хотя… в каждом кыше, пусть даже очень вредном, есть хорошее. Ты, Бяка, отдал лохматому Еноту свой самый лучший в мире домик, а потом усыновил сироту. На такое не многие способны. Я понимаю, как трудно злому стать добрым. Надо почаще тренироваться. Сегодня ты был плохим по привычке. А я подожду. Ведь в тебе уже проросло семечко доброты. И оно скоро даст всходы!»

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

Подземный ход

Ну-ка дружно!

Здравствуй, Большая Тень!

Десять дней промелькнули как один. Усилиями всех кышей подземный ход под каменной грядой был построен. Работали все, кроме Бяки и Ася. Ась был немощен, а Бяка рьяно обустраивал свое «Теплое Местечко» и общественные мероприятия его не интересовали. Остальные же, включая Слюню и Хлюпу, участвовали в строительстве. Подземный ход должен был стать окном, вернее, норой в большой мир. В помощь к строителям был приставлен Сурок, выдрессированный Сяпой. Сурку была отведена важная роль — роль первопроходца. Дело в том, что первый участок тоннеля был очень каменистым и кыши не смогли бы с ним справиться сами. Зверю надо было «забуриться» поглубже в землю и взять курс на Большую Тень. Сяпа заранее смастерил лебедку, чтобы поднимать из тоннеля Сурка. Руководитель строительства расхаживал в большой панаме и отдавал последние распоряжения. Когда все приготовления были закончены, Сяпа сказал речь:

— Сурок! Пришел твой звездный час! Ты будешь первопроходцем! А это очень трудно — быть первым. И почетно! Мы верим в тебя! Ура Сурку! — И тихо добавил: — Главное — не застрянь. Наел, понимаешь, попу.

Сурок сделал все, что мог. Удачно забурился и вытолкнул на поверхность несколько десятков камней. Ну и конечно, застрял. Вытянули его лебедкой за задние лапы. Зверь устал, но был очень доволен собой. Он возбужденно повизгивал и ежеминутно облизывал Сяпу. За усердие Сяпа поощрил Сурка пряником и отвел под куст шиповника — отдыхать. Потом в шахту спустились Бибо с Дысем. Дело пошло споро. Кыши надевали на лапы деревянные скребки, а на голову сажали энергичных светляков, которые старательно освещали им путь. Десять дней, поочередно меняясь, проходчики продвигались вперед. Однажды Тука, зацепив скребком очередной ком грунта, вдруг почувствовал, что тот легко подался вперед. Через мгновение яркий свет ослепил кыша.

— Ге-ге-ге! — закричал малыш. — У нас получилось! Здравствуй, Большая Тень!

И бескрайний лес ответил кышу шумом листвы тысяч деревьев.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

Женихи

Куда пропал философ?

Баня — важное дело.

У Сяпы нет шансов.

Любовь слепа.

Сяпа, как никто другой из кышей, постоянно пропадал.

— Сяпа! — орал Бибо, рыская по Сяпиному дому.

«Куда делся этот маленький философ? — недоумевал он. — Наверняка поет на два голоса с жаворонком или спорит, в чем смысл жизни, с червяком по имени Нукась. Сяпа утверждает, что у червяков нет ничего, кроме головы, значит, они самые умные. Отсюда вывод: старшим в Маленькой Тени надо назначить самого крупного червяка, а крупнее Нукася на холме никого нет. Вот такая вот Сяпина философия. По-моему, бред!»

И Бибо опять стал звать друга.

Сяпа нашелся в ручье. Голова кыша поплавком торчала над водой. Обычно кыши моются долго и тщательно: чистят пятки песком, трутся боками о прибрежные кочки, мхом драят уши. Сяпа никогда не был банным фанатом, но сегодня мылся уже второй час. И при этом высвистывал сложные соловьиные трели.

— Я так и знал, что ты занят ерундой! — рассердился Бибо.

— Это не ерунда. Это — музыка, — возразил Сяпа.

— Сяпа, сегодня утром я назвал тебя умным кышем. Я ошибся. Ты форменный болван. Сейчас Утика будет выбирать себе жениха, а ты тут прохлаждаешься. Ты решительно не в себе!

— Ну какой из меня жених, маленького и толстого? Шансов нет. Без сомнения, милая, нежная Утика выберет женихом именно тебя, Бибо, и никого другого.

— Ладно уж, — растаял тот, — вылезай, подхалим. Надевай панаму и идем. Когда все собираются вместе, нехорошо оставаться одному. А не пойдешь — дуну тебе в ухо!

— Бибо, Бибо, раньше ты никогда не опускался до Бякиных приемчиков, — пожурил друга Сяпа.

— Ты тоже. Поэтому не пренебрегай компанией.

И друзья улыбнулись друг другу.

Все получилось не так, как надо. «Не лучшим образом», — как сказал Хнусю Тука. Вечером, после церемонии смотрин, сидя под Дубом на крылечке Тукиной хижинки, друзья любовались заходящим солнцем, пили сосновый коктейль и делились впечатлениями. Тука через слово обиженно хмыкал и вздыхал, а Хнусь ерзал от возмущения и переполнения чувств.

— Совет что решил? Жениха выбрать из Маленькой Тени. А эта дуреха Утика привела с собой глупого холеного Фуфу из-за холма. Ну конечно, усы у него густые, а вот глаза — пустые.

— Это любовь, — ответил тихо Тука, — любовь не выбирает.

— И с тобой не поздоровалась! И Сяпу назвала «колобком». Это Сяпу-то! Да ее Фуфа против Сяпы — как моховая кочка против холма.

— Любовь слепа, — тихо отозвался Тука.

— Ну и пусть! Пусть Утике будет хуже! С этим Фуфой она еще хлебнет кышьего горя.

— Это точно, — поддакнул Тука.

— Ты подумай, — продолжал гневаться Хнусь, — она ведь с самого начала все сделала наоборот. По обычаю как? По обычаю невесту спрашивают: «Что, мол, ты видела в последнем сне?» И она должна была ответить: «Жаворонков!» Потому что сон про жаворонков — счастливый. А эта перепелка вдруг говорит: «Хорька!» Вот смеху-то! Ведь каждый кышонок знает, что хорь во сне — к злости и обиде! Не кышка, а глупая куколка бражника.

Друзья замолчали. Постепенно их глаза стали слипаться. Солнце почти скрылось за лесом, пора было ложиться спать. Тука встал, кивнул на прощание Хнусю и пошел к себе в хижинку.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

Яйцо

Обида Большого Кыша.

Случайность или преступление?

Гибель яйца.

Бессердечный кыш Фуфа.

Светлячок внутри.

Прошло три недели…

После того как супруги Утика и Фуфа заняли пустую хижинку под раскидистым орехом, росшим на берегу ручья Шалуна, Утика с удовольствием начала ее обустраивать. Фуфу мало интересовало хозяйство. Он только ел и спал. А еще смотрелся в ручей.

Фуфа любил себя и тщательно следил за собственной внешностью. Он расчесывал шкурку щепкой, массировал брыли шишкой, разминал уши лапами, купался в утренней росе… в общем, ублажал себя как мог. Незаметно в Утикиных трудах и Фуфиных заботах пробежали три недели.

И вот однажды в хижинке молодоженов наступил праздник — в ней появилось яйцо!

Как-то раз кыш Бяка по прозвищу Большой направлялся проведать Енота. Он шел и размышлял: «Почему Утика выбрала в мужья отвратительного Фуфу? Кто он такой? Смазливый кыш, и больше ничего». Бякина гордость была ущемлена. «Я большой и сильный. У меня длинные усы и мохнатые брови. И я очень чистоплотный. Мне одному старик Ась связал чудесные домашние тапки. Мой домик „Теплое Местечко" лучше всех. Так почему эта привередливая кышка выбрала не меня? Почему? — Бяка сжал кулачки и хрюкнул с досады. — Из-за нее этот надутый Фуфа стал знаменитостью. Как же! У него есть семья и яйцо. Он продолжатель кышьего рода. А меня даже на смотрины яйца не пригласили. И потом еще спрашивают, почему я не дружу с ними? Почему-почему! Потому что они все злюки. Они сами не любят меня».